— Я ухожу! — неожиданно заявил пилот, поворачиваясь и бегом направляясь в сторону «Газели».
Двое оставшихся солдат, мертвенно бледные от страха, молча переглядывались, а затем, не говоря ни слова, повернулись и бросились вслед за пилотом.
— Подожди нас, — закричал первый из бегущих, — мы идем с тобой!
Пилот уже находился на своем месте, приводил в движение лопасти главного винта и благодарил бога за то, что двигатель еще не успел остыть со времени последнего полета, когда двое солдат почти добежали до готовой подняться вверх машины. В этот же момент распахнулась задняя дверь дома, и на пороге появились Холл Майлс и Барух Канаан.
В свете полной луны Холли мгновенно оценила всю сложившуюся ситуацию: двое солдат, бегущих к небольшому четырехместному вертолету, внутри которого уже находился пилот. У нее и Баруха было явное преимущество: солдаты находились к ним спиной, а пилот был в кабине, и ему было не до того, чтобы обращать на них внимание. Холли оставила израильтянина на какое-то время без поддержки и подняла легкий автомат.
— Стоять! — закричала она, и оба солдата замерли как вкопанные там, где их застала команда, затем повернулись назад, и один из них встал на колено, целясь из своего автомата в фигуры, появившиеся в дверном проеме.
С легким сожалением она нажала на спуск, и автомат выплюнул короткую очередь в направлении солдата. Как только он упал, его напарник бросил автомат и побежал вправо, выкрикивая через плечо, чтобы она не стреляла. И она не выстрелила.
Пилот тем временем прибавил обороты, и машина начала медленно подрагивать, готовая сорваться с места. Холли пыталась кричать, чтобы он глушил двигатель, но услышать ее голос в шуме винтов и турбин было невозможно.
— Вот дерьмо, — выйдя из себя, произнесла она, прикусывая губу, и подняла автомат. Она не хотела повредить вертолет, поэтому старательно прицелилась, прежде чем нажать на спуск.
Пилот тут же свалился со своего места, сраженный прицельным выстрелом.
Холли быстро взглянула на часы, но в этот момент луна неожиданно исчезла за облаками, и она не смогла разглядеть даже свои руки.
— Пошли, — сказала она, обращаясь к Баруху, и вновь подхватила его рукой, подставив плечо, — у нас уже нет времени.
Барух глубоко вздохнул, потом высвободился из рук Холли и постарался встать прямо.
— Я думаю, что сейчас мне будет лучше.
Слова прозвучали несколько странно, но, тем не менее, за ними чувствовалась определенная уверенность и сила. Он самостоятельно направился к вертолету, но его ноги плохо слушались его, хотя он и старался заставить их держать его вес.
Холли догнала его и поддержала за руку, чтобы он мог опереться на нее. В этот момент луна вновь вышла из облаков, и на этот раз Холли смогла воспользоваться часами.
Она тихо выругалась про себя. Им никогда не удастся сделать задуманное. Оставалось всего тридцать секунд до начала воздушной атаки.
Совесть германской нации абсолютно чиста, потому что ответственность за все ужасы, унижения и страх, которые происходили в Германии и в оккупированных странах в период с 1933 по 1945 годы, лежат на Гиммлере.
Вилли Фришауэр
Темнота окутала Стедмена подобно густой черной жидкости. Он свалился в дверной проем на каменные ступени лестницы и продолжил свое падение дальше вниз.
Теперь, ошеломленный падением, он лежал в темноте, стараясь глубже дышать, чтобы дать приток свежего воздуха в легкие и поскорее прийти в себя.
С легким стоном, который сопровождал каждое его движение, ему удалось перевернуться и сесть. Вглядываясь в пространство перед собой, он не видел ничего, кроме сплошной густой темноты, а единственным источником слабого света был все тот же дверной проем, оставшийся далеко сзади него. Свет, который едва доходил оттуда, никак не нарушал окружающий его мрак. Тогда он начал делать руками осторожные волнообразные движения справа, слева, потом впереди себя, пытаясь обнаружить возможные преграды. Наконец, когда он чуть-чуть сместился влево, его рука неожиданно нащупала стену.
Он чувствовал под рукой, что стена была влажная, и слегка бархатистая, будто покрытая мхом. Тогда он встал на колено, прижимаясь спиной к стене, и глубоко вздохнул. Воздух был холодный, скорее леденящий, и ему казалось, будто он находится в склепе.
Теперь он уже стоял, пытаясь осторожно двигать конечностями, чтобы понять сквозь общую пульсирующую боль, нет ли у него переломов. Падение по каменным ступеням почти парализовало его, вызывая онемелость отдельных мест, и теперь он хотел убедиться, каково на самом деле его состояние. Наконец он почувствовал, что ноги уже слушаются его и руки могут относительно легко поворачиваться во всех направлениях, так что всем, от чего он сейчас страдал, были лишь синяки и кровоподтеки.
Продолжая держаться одной рукой за стену, он двинулся от нее под углом, стараясь чуть отклониться вправо, выставляя вперед другую руку. Вскоре кончики пальцев нащупали другую, такую же влажную мягкую поверхность, и он понял, что находится в относительно узком проходе. Он очень хорошо представлял себе, что было за его спиной, а идти нужно было вперед, в неизвестность и мрак. Оторвав правую руку от стены, он продолжал придерживаться левой, и так осторожно, дюйм за дюймом, начал продвигаться вдоль прохода вперед. Его все время не покидало странное, до жути суеверное чувство, что вот-вот его рука натолкнется на человеческое тело, поскольку он видел, что именно по этой лестнице скрылся Гант, а теперь поджидает его где-то здесь, в темноте. Но единственный звук, который он пока слышал, было его собственное хриплое дыхание.