— Я понимаю ваши чувства, генерал, но было бы неблагоразумно не использовать сейчас его просьбу, — сказал Гант.
— Возможно, — с неприкрытой грубостью сказал генерал, — но мне все равно это не нравится. Брениган! — Английский майор слегка вздрогнул. — Разве вам не следует сейчас быть около пусковой установки?
— Мы все только ожидали вашего прибытия, сэр, и теперь я немедленно возвращаюсь туда. — Брениган чуть ли не строевым шагом вышел из комнаты, стараясь держать как можно прямее свою спину.
— Идиот, — пробормотал Катбуш, уже ни к кому не обращаясь и с раздражением глядя на закрывающуюся дверь. — Ну, хорошо, давайте продолжим.
Гант встал и, выйдя из-за стола, направился к алтарю, когда его остановил громкий возглас Стедмена.
— Ради Бога, генерал! Ведь вы ветеран Второй мировой войны и воевали именно против таких людей, как он! — Детектив указал пальцем на Ганта, а двое агентов Поупа на всякий случай мгновенно схватили его за плечи, чтобы не дать ему подняться.
Генерал взглянул на него через стол сузившимися от гнева глазами.
— А вам… лучше бы закрыть… свой рот… мистер. Да, я действительно, воевал против других, подобных ему людей. Но это была моя ошибка. Я прошел с генералом Паттоном через всю войну и видел, как грубо и бесцеремонно с ним обходились так называемые свободомыслящие лидеры нашей страны. Во время долгих дней войны мы часто беседовали с ним, и я очень хорошо изучил этого мужественного человека. Он уже тогда видел русскую угрозу и хотел продолжить марш через Берлин до стен Москвы! И именно он пересказал мне легенду о Копье, потому что при всем том, что он был абсолютным прагматиком, он, тем не менее, глубоко верил в подобные вещи.
— Когда мы были в Германии, мы пытались отыскать это Копье, но безуспешно. Гиммлер уже давно сбежал вместе с ним! А что сделали с Паттоном после войны? Вы думаете, что та автомобильная катастрофа, в которой он погиб, была просто несчастным случаем? Почти то же самое они пытались сделать и мной, когда увидели, что я им больше не нужен. Но, в отличие от генерала, я начал строить свои собственные планы еще очень, очень давно, и это наша большая удача… — он обвел рукой стол, — …что Эдвард Гант свел здесь нас всех вместе. Мы все верили в одни и те же символы, малыш, у нас одни и те же планы, и нам не нужна всякая чепуха, подобная тому, кто и с кем воевал на той последней войне!
Стедмен, прижатый к спинке стула вызывающе смотрел на генерала.
— Так, значит, они пустили вас на подножный корм.
— Ах ты, жалкий недоносок! Да я разобью… — Гант остановил поднимающегося генерала, положив ему руку на плечо. Тот сел, но по-прежнему бросал озлобленные взгляды в сторону детектива. — Я думаю, что в последующие несколько минут я все-таки получу наслажденье, ты сопляк.
Стедмену ничего не оставалось, как вернуть ему не менее содержательный взгляд.
Гант кивнул Григсу и Буту, и детектив почувствовал, что теперь держать его стали крепче.
— Наше время пришло, Парсифаль, — произнес Гант, подойдя наконец к алтарю. Он достал из кожаного футляра длинный темный предмет, с которым он вернулся к столу. Теперь Стедмен мог видеть, что это был наконечник копья, та самая реликвия, чья легендарная сила могла сокрушить миллионы во имя победы нескольких избранных. Черный античный металл не имел современного блеска, и единственным местом, отражавшим свет, было лишь узкое золотое звено. Но по-прежнему сохранилась форма боевого лезвия, все грани которого под заданным углом стягивались в смертоносной точке. Гант положил его на стол, направив вибрирующее в трепещущем свете пламени острие в сторону детектива.
Стедмен смотрел на эту древнюю реликвию, восстанавливающую связь прошлого с настоящим, и почувствовал необъяснимую внутреннюю дрожь. Это было необъяснимо, но ему казалось, что неведомая сила исходит от холодного металла, сила, которая, пытается пронзить его сердце. И он совершенно отчетливо представил уготованный ему жребий: он должен умереть от удара копья. Гант намеревается «переиграть» легенду о Парсифале, использовав это оружие, чтобы с его помощью уничтожить своего противника.
Он закрыл глаза, но картина не исчезала, отпечатавшись в его сознании: с дьявольским расчетом сведенные в точку грани лезвия и небольшие кресты, гравированные на темной поверхности металла. Он пытался освободиться от нее, но не мог. Его «третий» глаз все время передавал в мозг эту картину, излучавшую леденящий ужас, от которого в его жилах застывала кровь.
— Наконец-то ты почувствовал его силу, Парсифаль?
Стедмен открыл глаза и теперь, как ни странно, видел перед собой всего лишь простой кусок металла, холодный и безжизненный. Он перевел взгляд и посмотрел прямо в лицо Ганта, который все еще стоял, слегка наклонившись над копьем.
— Вам доводилось когда-нибудь слышать легенду о Парсифале Вольфрама фон Эшенбаха? Казалось, что в темноте комнаты глаза старого фанатика начинают светиться странным таинственным огнем. — Эту легенду даже использовал Вагнер для своей оперы. Парсифаль обещал тяжело раненому королю Амфортасу отыскать и вернуть Священное Копье. Точно так же, как вы пообещали отыскать его для своих хозяев-евреев!
— Но вы сами знаете, что это не так! Они хотели всего лишь разыскать их пропавшего агента по имени Барух Канаан. Вы знаете это!
— Это ложь, Парсифаль. Их агент шел сюда за Копьем, а когда он потерпел неудачу, они прислали вас.
Почему Гольдблат ничего не сказал ему? Только Ханна, уже умирая, просила его разыскать это Копье. Но почему они молчали об этом с самого начала? Может быть они думали, что если Барух будет найден, то он сам приведет их за Копьем? Возмущение нарастало внутри детектива. Они хотели использовать его так же, как и эти, сидящие за круглым столом. Обе стороны манипулировали им, причем одна использовала его как слепое орудие нападения, а вторая — как действующее лицо жертвенного оккультного ритуала.