— Нет, нет. Я полагаю, что задействованы обе причины. Ведь эти две стороны как нельзя лучше дополняют и развивают друг друга.
— А к чему тогда эта история с Барухом?
— Потому что она правдива. Они хотели втянуть вас в эти поиски в расчете вызвать последующие действия со стороны своих противников. Ведь целью Баруха были не поиски фактов продажи оружия арабским террористам, он должен собрать как можно больше информации об этом обществе, «Туле», о «Туле Гезельшафт». И, кажется, он нашел слишком много.
— Так же, как и Мегги!
— Да, мы тоже склонны так думать. Только особый вид фанатизма мог создать такую когорту убийц, как они. Она должна была бы отыскать нечто важное, что они особенно тщательно охраняли от посторонних глаз.
Плечи детектива резко опустились.
— Боже мой, в наши дни, в наш век…
— Особенно, в наши дни и именно в наш век.
— Но почему же Гольдблат не рассказал мне всю эту историю? Почему он хотел отправить меня в подобную организацию, не сообщив ничего о ней?
— Может быть, он полагал, что вы будете в большей безопасности, если ничего не будете знать. Он хотел нанять вас для простой розыскной работы, не связывая ее ни с какими профашистскими движениями.
— Но это же не спасло Мегги?
— Не спасло, потому что они недооценили фанатичной преданности этой группы своему делу. Я могу даже предположить, что использование ее представлялось им еще более безопасным, нежели вас. Обо всем этом можно только сожалеть.
— Сожалеть? А что же вы сами намерены делать в таком случае?
— А что намерены делать вы, Гарри?
— Я? Но вы представляете службу разведки, которая так или иначе отвечает за безопасность. Это ваша работа — делать хоть что-нибудь с этим.
— А мы и будем делать это. С вашей помощью!
— Извините, я не хочу иметь ничего общего с такими делами.
— Хотите, я предложу вам выбор, Гарри? Тон собеседника оставался все в тех же рамках приятной любезности, но в словах появился зловещий смысл. — Мы можем заставить вас сделать это самыми разными способами. Для начала может подойти подозрение в шпионаже в пользу Израиля. Далее, несомненно, его можно будет объединить с подозрениями в убийстве…
— Убийство? Но вы не можете…
— Мы все можем, Гарри, и я еще раз прошу вас не делать ошибки. Мы заставим вас. — Теперь в словах гостя не оставалось и намека на былую любезность. — Мы, конечно, разрешим вам пользоваться вашим счетом, но в дальнейшем мы прикроем ваш бизнес здесь, и сделаем его невозможным в большинстве стран, куда бы вы вздумали переселиться. Силы порядка и закона, как вы знаете, сегодня очень тесно взаимодействуют во всем мире, Гарри. И это все в наших интересах.
— Сукин сын!
Толстяк подался вперед, упираясь локтями в колени, и приятная любезность вновь вернулась к нему.
— Послушайте, — заговорил он вкрадчиво и мягко, — ведь я знаю, что вы сопротивляетесь просто из чистого упрямства, даже внутри себя вы и признаетесь в полном банкротстве и капитуляции. Но посмотрите хорошенько на себя, я имею в виду, изнутри. Ведь вы хотите, чтобы убийцы вашего партнера заплатили за содеянное? Вы не можете сейчас не обращать внимания на это естественное чувство внутри вас. Вы старались подавить его в течение многих лет, но это вам плохо удалось. Вы сражались на стороне Израиля, потому что вам не нравился тот способ, каким эту страну пытались поставить на колени. Вы сражались, потому что ненавидели жертвы. И вы будете помогать нам не потому, что мы принуждаем вас к этому, а потому что вы сами этого хотите. Вы никогда не сможете побороть эти чувства, Гарри, вы только сможете лишь смягчить их на какое-то время.
И Стедмен понял, что толстяк был прав. Желание нанести ответный удар все еще не покинуло его. Сейчас он хотел, чтобы человек по имени Гант заплатил за смерть Мегги, как когда-то хотел, чтобы безымянные арабские террористы, заплатили за смерть Лиллы. Может быть тот шантаж, который использовал Поуп как-то и повлиял на него, но он отчетливо понимал, что решающим фактором все равно был тот старый накопившийся гнев, который он старался затушить внутри себя.
— Но почему вы выбрали меня? — спросил он. — Ведь вы могли найти более подготовленного для такой операции человека.
— Никто из наших людей не подходит для этого дела так, как вы, Гарри. Вы же понимаете, что вы — готовая связь, цепочка между Эдвардом Гантом и, теперь, нами. Это дает нам большие преимущества.
— Но я все-таки не понимаю, в чем может состоять именно моя помощь? Ведь Гант прекрасно знает, кто я такой, — вновь возразил детектив.
Поуп откинулся в кресле.
— Да, он знает кто вы такой, но в данный момент это не имеет значения. Он все равно будет продолжать игру.
— Игру? Вы считаете, что это всего лишь игра? — В голосе детектива чувствовалось недоверие.
— Для людей, подобных Ганту, все представляет игру. Он получает удовольствие от разного рода уверток и при этом наслаждается, проверяя свою хитрость на других.
— И что остановит его поступить со мной точно так же, как с Мегги?
— Практически ничто, за исключением того, что мы будем держать вас под постоянным наблюдением.
— Тогда я просто лопну от доверия.
Поуп коротко рассмеялся.
— Вы должны понимать, что при этом, как только он предпримет что-либо против вас, мы сможем тут же поймать его за руку, разве не так?
Толстяк рассмеялся еще раз, глядя на выражение лица Стедмена.
— Нет, нет, Гарри. Я даже не думаю, что наш мистер Гант отважится так скоро на новое убийство. Послушайте, что я еще хочу сказать. Мы нуждаемся в вашей помощи, потому что в воздухе уже что-то носится. Что-то должно произойти, а мы не знаем, что именно. Вы будете всего лишь небольшой частью этого наэлектризованного пространства, и любая информация, полученная от вас, дополнит пока несуществующую картину надвигающейся опасности.