Хозяева лесной избушки жестоко поплатились за свое гостеприимство. Когда лесник наклонился над очагом, чтобы положить в огонь очередное полено, Януш нанес ему сильный удар ломиком по затылку, и здоровый молодой мужчина повалился на пол, оглушенный ударом. Расправа с женщинами заняла всего несколько секунд. Вероломный гость подскочил к столу и схватил длинный кухонный нож. Через пять минут на полу у очага лежало три окровавленных трупа с перерезанными глотками.
Двое полицейских, направившихся по свежему следу Януша, петляющему по занесенному снегом лесу, вышли к домику лесника примерно через час после того, как Палузинский, ловко орудуя ножом, начал пожирать еще теплое тело двенадцатилетней девочки.
Янушу повезло. Полицейские, явившиеся за ним уже после того, как в избушке разыгралась кровавая трагедия, были слишком молоды и неопытны. Ни разу в жизни им не приходилось сталкиваться с такой звериной жестокостью преступников. Ужасы второй мировой войны, о которых они знали только понаслышке, не могли дать им наглядного представления о первобытном варварстве людей с расстроенной психикой, потерявших человеческий облик в борьбе за выживание в концентрационном лагере. Когда они, наконец, поняли, почему так обезображены трупы взрослых, и увидели, как человек, за которым они охотились уже несколько суток, вынимает из распоротого живота ребенка окровавленные внутренности, чтобы отправить их себе в рот, они были настолько потрясены, что не смогли побороть в себе отвращение, тошнотой подступавшее к горлу. Застыв на месте, как завороженные, двое молодых парней в полицейской форме глядели широко распахнутыми от страха глазами на испачканные кровью руки и лицо Палузинского, не сразу оторвавшегося от маленького тела своей жертвы.
Бешенство, охватившее Януша при виде полицейских, толкнуло его на дальнейшую яростную борьбу за свою жизнь. Разгоряченный своим недавним кровавым «подвигом», он метнул кухонный нож в одного из полицейских, и, оскалившись, словно зверь, с диким воем кинулся на другого. Вид этого сумасшедшего в окровавленных лохмотьях, с жидкой неопрятной бородой, залитой темно-красной жидкостью, с вытаращенными, совершенно безумными глазами, мог заставить окаменеть от испуга даже храбрейшего из людей, поэтому двое полицейских не устояли перед такой неожиданной, безрассудно смелой атакой.
Один из них, отброшенный к стене мощным толчком, так и остался стоять, прислонившись к ее твердой поверхности, а второй в это время нагнулся, чтобы поднять свою винтовку, выпущенную из рук, когда он уклонялся от брошенного Палузинским ножа. Тот, за кем они так долго гнались, кого с таким трудом выследили, выскочил из дома и во всю прыть помчался обратно в лес, под защиту спасительных деревьев, но тут с крыльца грянул одиночный выстрел. Пуля разбила правую ключицу Януша, но не остановила его стремительного бега. Наступившая ночь укрыла его от погони. Скоро выстрелы затихли вдали, и Януш начал взбираться на высокий холм, поросший кустарником. Плача и смеясь одновременно, он из последних сил вскарабкался на склон холма, и, перевалив через вершину, спустился с другой его стороны. Тут у него подкосились ноги, и он упал в снег, почувствовав, как резкий холод помогает притупить острую, жгучую боль в плече. Полежав так несколько минут, показавшихся ему часами, он перевел дыхание и немного успокоился. Прислушиваясь к звукам погони, он различил громкие, возбужденные голоса двух молодых полицейских, вначале доносившиеся с самой вершины холма, прямо над его головой. Голоса постепенно удалялись, и наконец звуки замерли где-то вдали — в ночной темноте преследователи потеряли след, оставленный им на снегу. Он оторвался от них. Ему удалось убежать. Он нервно хихикнул и облизал губы, ощутив соленый вкус.
Януш подождал еще немного, затем медленно поднялся с земли.
И тотчас же был ослеплен вспышкой яркого белого света.
Русские танки до сих пор стояли на главных стратегических рубежах Польши, держа под контролем территорию этой страны. Размещаясь на выгодных позициях, резервные полки несли свою неприметную вахту, готовые в любой момент подавить восстание поляков против коммунистической тирании. Экипажи этих машин обычно набирались из дисциплинированных, хорошо обученных солдат, которым строго запрещалось поддерживать какие-либо контакты с местными жителями. Для танкистов, изнывающих со скуки в карауле, любое, даже самое незначительное происшествие было развлечением, почти праздником, вносящим некоторое разнообразие в их подчиненную строгому распорядку жизнь. Заметив спотыкающуюся фигуру на склоне холма, они подождали, пока человек не спустится вниз. Когда он подошел поближе, танкисты разом включили все прожектора.
Януш громко вскрикнул от страха. Он попятился назад, затем повернулся и кинулся прочь, не разбирая дороги, стремясь убежать как можно дальше, спрятаться от этих пылающих огней. Двое полицейских свернули в его сторону, спустившись с ближних холмов — очевидно, их привлекла внезапная вспышка света.
Никогда еще он не чувствовал себя таким уязвимым, таким заметным, выставленным на всеобщее обозрение, как сейчас. Его собственное тело казалось Янушу огромным и ужасно неуклюжим. Он врезался в дерево и ощутил соленый вкус крови на губах и во рту. Шатаясь, он побрел вперед, прикрыв руками лицо. Сильная боль не остановила его, и он упрямо двигался дальше, подгоняемый страхом.
Он опять споткнулся и покатился вниз, все дальше и дальше. Этот склон был гораздо круче, чем предыдущий. Он испустил пронзительный вопль, когда его сломанная ключица сильно ударилась обо что-то твердое. Теперь он уже не падал с головокружительной крутизны, а лежал на твердой, ровной поверхности.